Юмор грузин

Общеизвестно, что сущность языковой системы универсальна, несмотря на глубокие различия языков по структуре, их исконным корням и развитию.

Не секрет и то что язык, как живое, творческое явление, необычайно чувствителен ко всему окружающему и коннотационно и стилистически. Эта чувствительность особенно осязаема в лексико-стилистических формах выражения и в использовании художественно-выразительных средств, которые наиболее ярко проявляются в антропонимах, ласкательно-уменьшительных выражениях или именах и т.д., где часто ощущается оттенок лёгкой иронии, усмешки или сарказма (особенно в лексике и синтаксисе).

Это также легко объяснимо, поскольку каждая культура (которая естественным образом отражается в языке) содержит в себе, с одной стороны, открытую для общения с другими культурами (и языками) универсальную, коммуникабельную способность системно миросозерцать и общаться и, с другой – значительно замкнутую, закодированную, закрытую сферу, которая полностью понятна только тем, которые изначально прочувствовали все тонкости этой культуры (языка) и, тем самым, моментально воспринимают даже маленький намёк на внутри-культурные особенности этнико-традиционного или социального характера, вызывая незамедлительную ответную, порой бурную эмоциональную, вербальную или визуальная реакцию.

Следует отметить и то, что юмор с его вербальным проявлением, занимает первое место среди тех сугубо индивидуальных особенностей этнокультуры, которые в социолингвистике называют «непереводимыми». Рассуждая о данной проблеме, необходимо учитывать современные тенденции всеобщей глобализации, в результате чего юмор разных народов разносится по всему миру и в разных частях земли узнают друг друга и других именно по семиотике юмора.

Хотя, справедливости ради надо отметить, что присутствие юмора в каждой этно-культурной среде неодинаково, однако в какой бы дозе оно ни было, национальный юмор всегда нравственный по содержанию, и его истоки непременно связаны с нравами социума того времени, когда он создавался. В создании комических притч, анекдотов, шуток и других форм юмора большую роль играет сама страна проживания и менталитет его народа. Не секрет, что в прошлом носители языка (порой, сами того не ведая) юмористические образцы очень скрупулёзно и бережно сохраняли в своей памяти и передавали из поколения в поколение. Часто случалось, что герои анекдотов, пародий и других комических произведений уже забывались, а их имена использовались в языке как клички или иронические прозвища.

«Юмор демонстрирует видение возвышенного в малом или снисхождение к несовершенному. Действие иронии или сатиры направлено на вскрытие ничтожного за мнимой претензионностью», – отмечает В. Кемеров. Возможно поэтому, согласно научным источникам в палитре юмора особо акцентируются веселье, сарказм и грусть. В большей или меньшей степени такой расклад характеристик присущ и юмору грузин, хотя грустных мотивов почти не представлено.

В нашем понимании, юмор – это положительные эмоции (смех, веселье, улыбки, хорошее настроение), которые очень значимы для общества в целом, ибо в годину испытаний он нередко оказывал исцеляющее воздействие на людей и спасал их от бед и несчастий. Это хорошо показано в юморе грузин, которые смеются даже тогда, когда война и совершенно вроде не до смеха…

Именно в шутке, в юморе проявляется суть мировоззрения самого народа: если он беззлобный, без агрессии и сарказма и никого не травмирует, значит сам народ состоялся как нация. Грузинский юмор очень разнообразный, яркий и красочный из-за многогранности этнографической специфики грузинских провинций. В литературном языке юмор выражается: произношением (прононс), лексически и диалектизмами.

Самое интересное то, что анекдоты и комичные байки в какой-либо провинции Грузии обычно направлены в адрес представителей других, порой совершенно отдалённых друг от друга регионов, которые высмеивают объект на свой собственный лад и манер, используя при этом характерные речи тех, других: слова, выражения, прононс, типичные восклицания (междометия, частицы) и другие языковые возможности.

Несмотря на то, что нормированный литературный язык для грузин высокопрестижен, каждый его диалект считается не менее родным и ценится тоже по-особому – не высмеивается, не игнорируется в писательской практике – скорей наоборот: активно используются диалектизмы и другие характерные маркеры, в особенности, если представлен соответствующий персонаж. Возможно поэтому грузинская речь всего населения (независимо от национальности) в равной степени насыщена как литературными речевыми навыками, так и диалектизмами.

Предварительно отметим, что в народном юморе грузин, как правило, чувствуется, c одной стороны, социальная замкнутость речевых характеристик и внутри-культурных особенностей, а с другой – универсальность внутринациональных представлений друг о друге представителей разных регионов Грузии. Именно этим и объясняется общность языковых инсинуации в анекдотах и байка о разных его уголках, которые можно выделить согласно характерным лексико-семантическим и грамматическим признакам в определённые группы.

Собственные имена персонажей анекдотов, характерные согласно региону: Михо и Маро – представители Кахети (Восточная Грузия), Чичикиа и Вахтангиа – из Имерети (Западная Грузия), Дзуку – из Самегрело (Западная Грузия), Ражико – из Рачи (Западная Грузия). Такой героико-юмористический персонаж был и среди тушинцев – Цкипо Цкипошвили; правда, анекдотов, связанных с его именем, не сохранилось, но баек и смешных историй – много, их и по сей день охотно рассказывают.

Интересно, что многие провинции Грузии не имеют юмористически маркированных собственных имён и поэтому, как правило, их называют соответствующими этнонимами, напр.: «ерти свани амбобс» – «один сван говорит…», или «модис ерти хевсури» – «идёт один хевсур», или «гурулс утквамс» – «гуриец сказал (оказывается)…», и т.д.

Надо заметить, что в Грузии практически нет специфических анекдотов о пшавах, карталинцах, тушинах и др. Хотя, какие-то смешные байки можно встретить везде, ибо в каждой грузинской провинции имеется характерный свод определённых, именно им присущих особенностей, которые могут быть объектом иронии близлежащих микро-административных единиц или уголков.

Так, например, о чрезмерной материальной практичности и бережливости жителей города Хони (Имерети, Западная Грузия) шутят, сравнивая их с не менее практичными жителями Ванского района в анекдоте, который приблизительно звучит так: «Ваниец снял кожу с клопа, а хониец от кожи ещё и жир содрал».

Особую роль в народных анекдотах и байках играет прононс; персонаж в своём речевом поведении настолько легко узнаваем для любого грузина, что даже нет надобности называть его по имени или указывать место жительства. Например, сван говорит медленно, приглушённо, делая ударение на окончание слова или предложения; аналогичная сдержанность характерна и хевсурам и представителям других горных регионов Грузии, однако, они легко различаемы своими фонетическими тонкостями и легко узнаваемы грузинами плоскостных населённых пунктов и других провинций; имеретинец говорит певуче, растягивая гласные в конце слова, но ставит ударение на первый слог в словах-обращениях; речи мегрела характерна специфически мягкая фонема «ль», гуриец говорит очень быстро, ставя ударение на начальные гласные; речь кахетинцев, по сравнению с западными грузинами, фонетически тоже очень своеобразна – темп речи здесь несколько замедленный, а его тембр – не в меру взрывной и т.д.

Народных анекдотов на самих себя в Грузии тоже немало. Как правило, они бывают на злобу дня; их обычно молниеносно подхватывают во всех уголках страны, что вызывает смех почти всего населения Грузии одновременно, к примеру: Времена зимних холодов – в Грузии проблемы со светом, отоплением, питанием… Телефонный разговор:
– Как ты?
– Как покойник, которого не хоронят.
– А почему?
– Потому что лежу в пальто, голодный и в руках держу зажжённую свечу.

Грузинские анекдоты интересны и в плане гендера. Фактически, среди персонажей анекдотов по всей Грузии редко встречаются имена женщин (разве только единственное имя собственное Маро – сокращённое от Марии), хотя одним из персонажей может быть жена, но без особой конкретизации. Надо заметить, что даже в том случае, когда по сюжету анекдота на женщину возложена негативная роль (некрасива, взбалмошна, истерична, неряшлива и т.д.), рассказчик старается не вдаваться в подробности её внешнего облика или манеры речи, дабы избежать даже намёка на идентификацию с кем-либо из конкретных лиц. Зато персонажи-мужчины по-особому образны и юмористичны – там нет никаких ограничений, ибо грузины считают, что обижается только глупый, т.к. у человека более-менее мыслящего юмор может вызвать в худшем случае улыбку.

В грузинском эротическом юморе нет соревновательного элемента, больше партнёрство и взаимооценка: если и есть анекдоты о неверности супругов, то в них участвуют женские персонажи других национальностей, что указывает на определённые нравственные рамки, которыми нельзя пренебрегать.

Вообще грузинский юмор имел какие-то сферы, которые были табуированы – никогда не слагались анекдоты и байки с участием духовных лиц, стариков, а тем более умирающих.

Учитывая постоянную самооборону грузин от иностранной интервенций было бы удивительно, если бы в языке не было анекдотов или баек на тематику войны. Многие из них запечатлены в грузинских художественных произведениях и вот одна из таких баек, которая описана у Акакия Церетели:

17 век, идёт грузино-персидская война и в честь персидского шаха в Кахети идёт состязание по борьбе. Один грузинский князь положил на лопатки самого могущественного перса, и возмущённые персы закричали:
– Шайтан!..шайтан!.. (бес!.. бес!..).
На что весёлые кахетинцы ответили:
– Ахла гинд шайтIанет, гинд гамайтIанет ег тквени палаванио! – «А сейчас хоть заносите, хоть выносите вашего молодца» (вся соль в игре слов: шайтан и шайтIане (лит. шейтIане) – «занесите», которое кахетинцы произносят с особым смаком и задором).

В грузинских анекдотах советского периода, даже при идеологическом заказе, не привились какие-либо насмешливые названия или прозвища церковных служащих, единственный, кто мог быть осмеян, или показан с оттенком иронии (и то, в художественной литературе) – это был священнослужитель, отказавшийся от сана под давлением коммунистического режима. Для обозначения таких персонажей обычно использовали маркер «бывший», который в грузинском передаётся путём сращения причастно-деепричастных основ с именами существительными, которые по степени выразительности бывают: 1. сравнительно нейтральные, т.е. менее насмешливые; грамматически они состоят из сокращённых форм имён, типа «бер» – «монах», «мгIвдел» – «священник», «диакван» – «дьякон» и причастной формы «къопили» – «бывший»: «бер-къопили» – «бывший монах», «мгIвдел-къопили» – «бывший священник», «диакIван-къопили» – «бывший дьяк»; 2. более юмористичные – это производные основы от тех же имён посредством словообразовательных аффиксов на -ар, на -ев, (за исключением слова «бер» – «монах», поскольку высмеивание и даже фамильярность по отношению к монахам в обществе не одобрялись даже в советские времена), к примеру: «на-мгIвдл-ев-и» – «побывавший в священниках», «на-диакIвн-ар-и» – «побывавший в дьяконах». Что касается монахинь – эта тема, как для юмора, так и для литературы вообще была табуирована во все времена.

В грузинских народных анекдотах, как и во всём фольклоре, постоянно происходят перемены, связанные с политическими, социальными и культурными изменениями, поэтапно происходящими в обществе. Все эти этапы хорошо отражены в грузинской периодике, которая берёт начало с конца ХVIII века, где систематически печатались разные анекдоты и байки, кроме того издавались юмористические журналы, во многих газетах и журналах, как правило, последняя страница посвящалась юмору. Правда, эти материалы часто подвергались редакционной обработке, и в печатных версиях конечно трудно узреть коннотацию диалектного прононса, но всё же можно восстановить динамику развития юмористической речи и масштабы влияния социо-политических факторов на более-менее консервативную этнолигвистическую картину народного юмора.

Надо особо отметить, что сами названия юмористических или сатирических изданий (в основном, журналов) показывают стремление издателей к унификации и к стандартизации языка и стиля анекдотов, желание как-нибудь втиснуть народные анекдоты в письменно-литературные рамки языка. Именно поэтому и выглядят следующие заголовки журналов и газет, которые выглядят весьма литературно: журналы «ЭкIали» – «Шип» (1907-1908 гг.), «Нишадури» – «Нашатырь» (1907-1908), «Цецхли» – «Огонь» (1907-1908), «Шурдули» – «Юла» (сборник 1907, газета 1908, альманах 1912), «ЦIминда Гиоргис шуб-матрахи» – «Копьё и плеть Святого Гиоргия», «ЭшмакIис матрахи» – «Чёртова плеть» (1907-1921), «СетIкъва» –«Град» (1911), альманах «ЦIкипIуртIи» – «Щелчок» (1910); «Немси» – «Игла» (1911); «АнкIеси» – «Удочка» (1912); журнал «ЭшмакIис махе» – «Чёртов капкан»; «СамтIредиис шолтIи» – «Самтредийская плеть» (1920), «Къумбара» – «Ганата» (1921) и др.

Однако, надо заметить, что в Грузии выходили издания, которые были более свободны от влияния литературных норм – это были юмористические издания, типа газеты «Хумара» – «Шутник» (1907), «Чвени хумара» – «Наш шутник» (1913), «Ори хумара» – «Два шутника» (1913), «Масхара» – «Клоун» (1907), «Элами арлекIини» – «Косой арлекин» (1920), »Охунджи» – «Шут» (1907-10), журнала «Ахиребули» – «Капризный» (1919) и др.

Многие названия периодических изданий указывают на комичность ситуации в самой стране: альманахи «Вай-вай» – «Ой-ой» (1911), «Алиакоти» – «Переполох», «Ахали алиакоти» – «Нновый переполох», «Чвени алиакоти» – «Наш переполох», «Соплис алиакоти» – «Сельский переполох» (1912), «Ахали хатабала» – «Новая хатабала» (1912), «Картули хатабала» –«Грузинская хатабала» (1913-1926) и т.д.

Есть и такие издания, которые совсем далеки от юмора, например, «Гушаги» – «Стражник», «Чвени гушаги» – «Наш стражник», «ГIамис гушаги» – «Ночной стражник», «Ахали гушаги» – «Новый стражник»; литературные альманахи «СаахалцIло милоцвеби» – «Новогодние поздравления» (1911), «АхалцIлис дила» – «Новогоднее утро» (1913); «КристIе АгIсдга» –«Христос Воскрес» (1913), «Октомбрис гIимили» – «Улыбка Октября» (1932), «ЦIители кIверцхи» – «Красное яйцо» (1909), газета «ЦIители цоцхи» – «Красная метла» (1925) и др. Весьма впечатляющее наименование имела газета, приуроченная к выборам главы администрации города (т.е. мэра города) – «Тавс ведзебт» – «Ищем голову».

Приведённые выше примеры показывают, что юмор по своей природе изначально народный феномен, чего не скажешь о сатире, которая представляет собой литературное детище, несмотря на то, что сатира питается фольклором и образами народных анекдотов и создаётся она путём частного наблюдения.

Юмор играет огромную роль в самоидентификации любого народа, и когда тот или иной этнос теряет чувство восприятия собственных анекдотов и реакции на них, настаёт момент, когда нет отклика и на специфические языковые импульсы, вызывающие смех у всех членов данного общества. Это означает, что нарушено стержневое единство данного общества.

В грузинских анекдотах можно проследить характерные слова, словосочетания, вспомогательные слова-частицы, которые для «посвящённых» не менее информативны, чем выше названные языковые особенности. Такие слова или лексические элементы (междометия, частицы, «диалектизованные» формы слов и т.д.) вставляются почти в каждый анекдот, и хотя рассказчик сам может не быть представителем данного диалекта, он абсолютно безошибочно может указать место действия или происхождение самого персонажа. Например, гуриец в обращении часто использует диалектную форму «дзама» – «брат» (лит. – «дзма», мегр. – «джима», имерт. – «дзамия» (с ласкательным оттенком)), кахетинец – «бичIо» – «парень» или «джо» (аджар. – «чо»), рачинец – ласкательное словосочетание с характерной частицей «кве», например, «кве шени чIириме» – это приблизительно означает то же, что известное русским «генацвале».
В одной статье сложно исчерпывающе представить все спектры и грамматические особенности юмора, однако без упоминания городской юмора наш материал не был бы полноценным, ибо, с точки зрения языкового стиля в грузинском языке он очень интересен и, как правило, наделён определённой языковой системностью (в фонетике, морфологии, синтаксисе и, особенно, в лексике).

В первую очередь надо учитывать, что само понятие городской речи в грузинском языке в основном связывается с тбилисской речью, т.к. все остальные города Грузии непосредственно примыкают к диалектным койне того региона, центром которого они являются, и население, как правило, находится в постоянном движении между городом и родным селом. В этом отношении в Тбилиси ситуация несколько иная, ибо речь горожан – это некий симбиоз городского социолекта и речи представителей различных диалектов (со всеми своими поверхностными речевыми особенностями). В силу этого, язык городского юмора необходимо рассматривать в разных аспектах: а) какими языковыми средствами передают горожане юмор провинции; б) какие языковые особенности городского юмора для нетбилисцев наиболее комичны; в) что считают сами тбилисцы наиболее типичным и смешным в своей же речи; г) какие языковые маркеры характерны грузинской речи в устах негрузиноязычных горожан и т.д. Но это уже вопросы другого исследования, поэтому мы ограничимся несколькими наиболее типичными для городского населения анекдотами.

– А знаете как каркают вороны над Ваке (престижный район Тбилиси)? – Къавва… къавва.. (коффе… коффе..)».

В 70-ые годы ХХ века (времена свирепствования холеры в Тбилиси): один спрашивает у другого: «Ты что правда холер-иани (холер-ный)?» Ответ: «Ну что ты, я – Саркис-иани (Саркисян)».

Как видим, язык юмора может быть интересен всем, кто занимается лексикологией, фразеологизмами, словообразованием, произношением, социолингвистикой, этнолингвистикой и т.д. Тем более, что работа над данным вопросом обещает много интересного, и что не менее важно, весёлого.

Во время работы над данным вопросом мы ещё раз убедились в правоте слов Феликса Кривина: «Уничтожить насмешку, игнорировать насмешку, сарказм или хотя бы улыбку в юморе нельзя. Они сопутствуют комическому, этим выражая чувство удовлетворения и связи с духовной победой над тем, что противоречит идеалам данного человека». Все вопросы, которые мы рассмотрели выше, показывают насколько универсален юмор, и это тоже объяснимо, т.к. в идеале человеческие контакты с окружающими ориентированы на смех и положительные эмоции, которые изначально заложены в нём самом, и игнорировать это тоже нельзя, ведь недаром говорил ещё Лев Толстой: «Ничто не сближает людей, как смех. Потому что смех – это человеколюбие…»

И ещё – юмор грузин показал не только насколько интересен этот вопрос лингвистически, но и то, что он немаловажен с точки зрения морально-нравственных отношений в обществе, ибо остоявшееся общество – это гарант состоявшегося государства в целом и, в перспективе, – гарант его процветания… если тому не будут перечить… (шутка).

На основе статьи М. Табидзе, Б. Шавхелишвили, (Тбилиси, Грузия)